Denis soovitab: http://www.lib.ru/KONECKIJ/yesterday.txt. Kuna tekst vene keeles, siis mul võtab lugemine väheke rohkem aega :). Aga kel kirillitsates lugemine käpas, selle jaoks lugemiselamus.
/…/ УЛЫБКА КОЛЫМЫ
Человека более всего поддерживает надежда, предположение, мечта.
Ф. Ф. Матюшкин. Замечания к проекту нового морского устава
Время на девять часов впереди Москвы — певекское уже. Легли на
колымский отрезок пути. Все продолжаем ехать на усах у “Владивостока”. Лед десять-девять баллов, часто сторошенные участки, с гребнем будет до пяти метров.
На огромной махине ледокола вертолетик, привязанный к кормовой взлетно-посадочной площадке, кажется таким слабым, нежным и женственным, что хочется подарить ему букетик багульничка.
Из-под винтов ледокола то и дело вспениваются рыже-мутные струи -Восточно-Сибирское море, в которое мы наконец прорвались, самое мелкое из арктических морей, и могучие винты “Владивостока” вздымают с грунта ил и песок.
Очень забавно, как чем-нибудь провинившиеся ледоколы начинают говорить по радиотелефону голосом с поджатым хвостом.
Вот только что ледокол разговаривал с вами волестальным тоном, сурово вас подстегивал и подкусывал. И вы ему послушно и почтительно внимали.
Появляется в небесах самолет полярной авиации. И вы из подхалимажа к суровому ледоколу предупреждаете его деликатненько:
“Самолетик, мол, заметили? С правого от вас бортика! Летает там…”
“Сами не слепые!” — лаконично и презрительно обрывает ваш подхалимаж суровый бас ледокола.
Но тут с серых небес, с аленького самолетика раздается, в хрипах и
шорохах, другой суровый голос — капитана-наставника:
“Ледокол, какой курс держите?”
“Сто девяносто семь!” — докладывает ледокол уже почему-то тенором.
“А кой черт вас несет не по рекомендованному курсу?!” — гремит с небес саваофовский глас.
“Тут… так… у нас… немного отклонились… следуем к теплоходу
“Капитан Кондратьев”…” — все более тончает голос могучего ледокола, превращаясь уже прямо-таки в дискант новорожденного.
“А на кой ляд вы к нему следуете?” — гремит с небес и падает всем нам на головы вместе с воем самолета, который проходит в двадцати метрах над мачтами.
“Тут, э-э, свежие овощи должны принять с “Капитана Кондратьева”, по договоренности!” — лебезит и виляет хвостом ледокол, которому на “Кондратьеве” приволокли из дома — Владивостока — пару ящиков огурцов или помидоров. Саваофовский небесный глас понимающе хмыкает и отпускает ледоколу грехи…
И тогда сразу голос ледокола делается стальным, суровым и недоступным в своем величии:
“Державино”! Почему ход сбавили?!”
И опять он, лицедей, начинает закручивать наши хилые гайки… /…/